Ливонец довольно потирал руки.
– Ну, что я вам говорил, мессир Жульен? К самому вечернему колоколу! Ох, я уже чувствую запах жаркого и соусов, вдыхаю аромат рейнвейна… Если бы не моя ляжка, в которой латгальские вилы оставили дырки, я одним махом взлетел бы по этой лестнице, дабы припасть к благословенным истокам сих кухонных благовоний. Не понимаю вас, мессир де Мерикур… Вы-то чего плететесь нога за ногу?
Жульен, ничего не ответив, бросил на ковыляющего за ним рыцаря надменный взгляд. Они миновали нижний зал, еле освещенный светом двух больших очагов, где за длинными столами ужинали слуги и стражники, и стали подниматься наверх по узкой лестнице. Сопровождающий их кнехт остался внизу.
Рыцарь фон Тротта, громко сопя, грузно припадал на правую ногу – она то и дело немела, приходилось двигать ее руками. Рядом с ним Жульен, уверенно шагающий со ступеньки на ступеньку, казался легконогим оленем. Он неосознанно расправил плечи и выпрямился, гордо вскинув подбородок, вся его осанка в тот момент являла собой образец подлинного благородства. Они вошли в верхний зал, и молодой человек заметил, что взгляды всех присутствующих сразу сошлись на нем.
Трапезная представляла собой помещение прямоугольной формы, стены которого были обшиты дубовыми досками и украшены несколько топорной резьбой. Высокие стрельчатые окна с цветными стеклами в свинцовых переплетах придавали ему вид торжественный и нарядный. В трапезной было светло и тепло, даже душно – в камине с навесным колпаком, украшенном фамильным гербом Унгернов, ровно гудело пламя, а по углам стояли железные корзины с горячими углями. Два напольных подсвечника, по десятку свечей в каждом, стояли перед громоздким дубовым столом, за которым сидел хозяин со своими домочадцами. Кроме самого барона, здесь были две его дочери, дальняя незамужняя родственница покойной баронессы, исполняющая при них роль дуэньи и капеллан. Ближе к краю сидел высокий немолодой мужчина в темно-синей мантии, с лицом аскета и отстраненным взглядом черных миндалевидных глаз – он единственный из всех держал в руках вилку с двумя зубцами на длинной ручке.
– Слава Господу Иисусу Христу! – отдуваясь, произнес рыцарь фон Тротта.
– Слава Господу, – кивнул барон. – Милости прошу, любезный брат Вильгельм, вы как раз к ужину, впрочем, как и всегда. Воистину, нюх у вас, как у моих легавых, он вас и приводит в Зегельс всякий раз, как подают на стол… Кто это с вами?
– Благородный французский дворянин, гость нашего Ордена. Звать его Жульен де Бре де Мерикур, он приходится родственником самому герцогу Савойскому, а в Ливонии находится по делам своей фамилии. Вместе мы прибыли в ваш замок, господин барон, ибо в каком еще месте иностранцу покажут, что есть настоящее ливонское гостеприимство? Я же к вам с вестями от фогта.
– Понимаю, понимаю, – одобрительно улыбнулся барон, внимательно разглядывая молодого француза. – О делах мы поговорим после ужина. Думаю, сейчас вы не откажетесь от жареной ветчины и старого вина из моих подвалов, хоть это и противно вашему обряду. А вы, господин де Мерикур, садитесь подле капеллана.
Жульен, поклонившись в ответ на эту любезность, не говоря ни слова, занял указанное ему место. Рыцарь фон Тротта собрался было сесть рядом, но раненная нога снова подвернулась, заставив его всей тяжестью навалиться на стол.
– Что это, брат Вильгельм? Паралич вас разбил, что ли? Да вы никак охромели? – насмешливо осведомился хозяин, стряхивая с манжет расплескавшееся вино.
– Пустяки! – Рыцарь сделал попытку махнуть рукой и едва не повалился на бок. – В Шраском лесу на нас напали разбойники, один из них вспорол брюхо моей лошади и оставил на мне три дырки. Кабы ни это, мы бы с мессиром Жульеном и моим Ферингом порубили бы всю их шайку… Их и было то не более десятка. Троим Феринг снес головы, еще одного проткнул своим мечом мессир Жульен, остальные сбежали. Мы думали добраться до Зегельса после полудня, но вышло так, что пришлось мне пересесть на лошадь Феринга, а ему идти пешком. Только в двух милях от замка он взял лошадь у какого-то крестьянина.
Барон снова кивнул
– Разбойников и вправду нынче много развелось. Все беглые крестьяне, хотя, говорят, в той шайке, что неделю назад разогнал рыцарь Хорф в болотах Айсне, главой был сын венденского эльтермана. В моих землях их не видели, слава Всевышнему, но под Сесвегеном их бродит не менее четырех десятков. Сам господин Тауберн фон Сесвеген на днях просил у меня помощи. Я послал к нему Альберта Хорфа с его людьми.
– Хорфа? – сдвинул брови ливонец. – Знакомое имя… Не родственник ли он старому Хорфу, что был зарублен под Магольмом?
– Это его младший сын. Старшему достался Крейцбург, а младший собрал отряд настоящих сорвиголов и ходит с ними вдоль границы, следя, чтобы московиты не делали набегов. Клянусь своими шпорами, вот это рубака. Выдели бы вы его, брат Вильгельм! Силен, как тур, двуручным мечом орудует, как легкой шпагой, а встань у него на дороге – кулаком загонит тебе голову со шлемом по самые плечи, как он на моих глазах проделал со слугой одного прелата, наговорившего ему дерзостей…
Барон еще долго мог бы распространяться о достоинствах рыцаря Хорфа, но в этот момент одна из дочерей, перегнувшись через стол, что-то тихо ему сказала. Жульен бросил на нее заинтересованный взгляд и отметил про себя, что рыцарь фон Тротта не ошибся с определением "красотка". Нежное лицо девушки словно светилось в ярком сиянии свечей, огромные глаза поблескивали сквозь пушистые ресницы подобно кусочкам янтаря. Мягкие белокурые волосы были перевиты черными и серебряными нитями, а зеленое шерстяное платье с отделкой из серебряного шнура скрывало, насколько успел рассмотреть Жульен, приятно округлые формы.
Молодой человек слегка улыбнулся и в ту же секунду поймал на себе взгляд второй дочери барона. Девушка, по-видимому, уже довольно долго его разглядывала – заметив, что он смотрит на нее, она покраснела, но глаз не отвела. Они с сестрой были очень похожи, но у этой во всем облике проглядывало что-то особенно нежное и томное, как у разоспавшегося ребенка. Улыбаясь молодому французу, девушка, казалось, улыбается кому-то еще.
Между тем барон стукнул кулаком по столу и, во всеуслышание поклявшись содрать кожу с латгальских лесников, осмелившихся напасть на благородного рыцаря, велел сидящему с краю мужчине в мантии заняться раненной рыцарской ляжкой. При упоминании места ранения женская половина не удержалась от улыбок, а названный лекарь тотчас отложил вилку и нож, вытер пальцы салфеткой и поднялся, готовый без всяких слов оказать ливонцу необходимую помощь. Встав на ноги, он оказался еще выше, чем думал Жульен. Широкое одеяние болталось на нем как на пугале, длинные полы мантии шевелились сами собой, словно крылья огромной летучей мыши. В отличие от светлокожих немцев он был очень смугл, а седые коротко подстриженные волосы его и курчавая борода странно контрастировали с темными, как маслины глазами и широкими черными бровями.